Версия для печати
Хат жолдауАбдрасулов Е. Б., зав. Отделом по
исследованию судебной системы
Верховного Суда Республики
Казахстан, д.ю.н., профессор
Конкретизация норм права обеспечивается, как известно, в процессе правотворчества и правоприменения. В результате конкретизации становится возможным максимальная определенность и полнота смысла правовых норм, ставших возможными в результате использования средств толкования, детализации, уточнения и развития отдельных элементов норм в целях точного и полного правового регулирования. Конкретизация правовых норм в процессе классического правотворчества путем издания подзаконных актов не вызывает как правило вопросов относительно законности и целесообразности такой процедуры, в ходе которой осуществляется некоторая переработка содержания нормы, благодаря чему оно становится более конкретным.
Вопросы же правоприменительной конкретизации всегда приводили и приводят порой к острой дискуссии в том плане, что она вызывает у некоторых ученых и практиков опасения в связи с тем, что правоприменительные органы в процессе конкретизации могут выйти за пределы своей компетенции, необоснованно сузив или расширив сферу действия права. Однако понятие конкретизации большинством исследователей рассматривается в качестве необходимого элемента правоприменителдьного процесса. Нормы права реализуются в конкретных действиях субъектов, применяются к конкретным ситуациям. Поэтому в ходе реализации, и правоприменения в частности, возникает необходимость конкретизировать те или иные содержательные элементы нормы права, выраженные в общей и абстрактной форме, и таким образом приблизить содержание нормы права к конкретным ситуациям. В ходе применения общие нормы переводятся на язык более конкретных высказываний, не вызывающих сомнения об относимости применяемой нормы именно к данной ситуации, подлежащей юридическому разрешению[1]. Это необходимо, поскольку законодатель при всем желании никогда не сможет ни выявить, ни урегулировать все многообразие возникающих проблем. В юридической литературе справедливо отмечалось, что в жизни существует неизбежный конфликт между желанием направить общественные отношения в определенное русло через ясные, определенные, согласованные и разумные нормы права и невозможностью это сделать. С одной стороны, мы хотим ясности и простоты изложения норм закона. С другой стороны, оказывается, что когда мы устанавливаем нормы закона, необходимая простота нормы приходит в столкновение со сложностью человеческого опыта. Это говорит о том, что жизнь всегда оказывается сложнее тех форм права, которые мы устанавливаем. Разрешение этого противоречия в основном осуществляется через конкретизацию, судейское усмотрение, толкование закона, которые часто граничат с правообразованием. Именно через эти институты, наряду с непосредственным правотворчеством, в значительной мере складывается наша правовая система.
Это особенно актуально в связи с тем, что сегодня остро ставится вопрос о дискреционных полномочиях судов как гарантии самостоятельности и эффективности судебной власти, в числе которых необходимо рассматривать полномочия в рамках норм, принятых законодателем (применять или нет определенные виды наказаний, самостоятельно определять размер компенсации морального вреда и т.п.), полномочия по вопросам, не урегулированным законодателем, когда судьи выявляют глубинный смысл конституционного принципа самостоятельности суда. Естественно, что дискреционные полномочия чаще всего реализуются в ходе судебной практики, в процессе принятия судебных актов, которые могут по своему содержанию граничить с правотворчеством.
Немаловажное значение для судебной практики имеет единообразие в понимании различных дефиниций и правовых терминов, используемых в процессе применения гражданско-правовых норм судом. Именно высшему органу судебной власти принадлежит роль установления пределов понимания текста нормативного правового акта при выработке таких дефиниций. Эта особая роль Верховного суда РК детерминирована тем, что гражданское законодательство содержит огромное количество оценочных понятий, неопределенных выражений, содержащих количественные и качественные характеристики (разумный срок, продолжительный период, к выгоде, существенное нарушение, незамедлительно и др.), или терминами, не имеющими точного законодательного определения (гражданский оборот, обычай, мелкая бытовая сделка и др.). Формулирование определений и разъяснение смысла различных категорий гражданского права – весьма сложное, требующее громадных интеллектуальных усилий и широкого доктринального подхода занятие, но оно неизбежно, и, к сожалению, больше критикуется, чем объективно оценивается. В связи с введением в действие новых актов гражданского законодательства, зачастую регулирующих совершенно неизвестные ранее гражданско-правовые отношения, возникает настоятельная необходимость в точном и правильном определении сути правовых явлений посредством формулирования четких понятий и дефиниций. Такая работа обычно осуществляется через принятие нормативных постановлений Верховного Суда Республики Казахстан. Вместе с тем, конкретизация гражданско-правовых норм обеспечивается и через принятие судебных актов по конкретному делу, которую нельзя считать совершенно новым явлением в судебной практике Казахстана. Факты принятия мотивированных судебных решений с правильной конкретизацией отдельных понятий, оценочных выражений, в ходе которой производится анализ этих понятий с установлением выводов по правилам формальной логики и аналогии, имеют место уже относительно длительный срок. Так, примером неправильной конкретизации явилась интерпретация понятия «учащийся», под которым коллегия по гражданским делам Западно-Казахстанского областного суда рассматривала только студентов, исключив из этого понятия школьников. Коллегия по гражданским делам Верховного Суда Республики Казахстан, отменяя решение суда, следующим образом обеспечила правильную конкретизацию: «Вывод коллегии о том, что согласно ст. 72 ЖК право на жилплощадь сохраняется на время учебы только за студентами, а не за школьниками, не основан на законе и не вытекает из материалов дела. В соответствии со ст. 72 ЖК жилое помещение сохраняется за гражданами в случаях выезда на учебу в течение всего времени обучения. И в этом законе не указано, о какой учебе идет речь (школа, институт, аспирантура, и т.д.). Следовательно, под учебой понимаются все виды обучения, в течение которого гражданин сохраняет право на жилплощадь».
Таким образом, достижению единства судебной практики по гражданским делам способствует не только принятие нормативных постановлений Верховным судом РК, но и использование судами нижестоящих инстанций при применении гражданско-правовых норм результатов рассмотрения им конкретных дел по первой инстанции и в порядке надзора, в которых отражаются правовые позиции высшего органа судебной власти.
Примером может служить дело по иску ТОО «Востокпромкомплект» к АО «Корпорация «Казахмыс» о взыскании суммы долга за поставленное оборудование. Решением специализированного межрайонного экономического суда по Восточно-Казахстанской области от 20 марта 2003 года иск удовлетворен. Постановлением коллегии по гражданским делам Восточно-Казахстанского областного суда от 25 апреля 2003 года решение суда от 20 марта 2003 года оставлено без изменения, апелляционная жалоба ответчика без удовлетворения. Постановлением надзорной коллегии Восточно-Казахстанского областного суда от 14 августа 2003 года решение суда первой инстанции от 20 марта 2003 года и постановление суда апелляционной инстанции от 25 апреля 2003 года оставлены без изменения, а протест прокурора области без удовлетворения. Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда РК рассмотрела это дело в надзорном порядке. В протесте заместитель Генерального прокурора РК просил Верховный суд РК пересмотреть указанные выше судебные акты и вынести новое решение об отказе в иске. В обоснование протеста указывалось, что, вопреки условиям договора от 8 ноября 2000 года и Инструкции «О порядке приемки продукции и товаров по количеству и качеству», от истца товары получены неуполномоченными на это работниками ответчика по распискам. Это свидетельствует о том, что сделка фактически совершена во внедоговорном порядке между истцом и физическими лицами. Исследовав материалы дела, судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда РК посчитала необходимым протест оставить без удовлетворения по следующим основаниям. Суд принял во внимание, что фактически филиал «Востокказмедь» АО «Корпорации «Казахмыс» получил от истца товарно-материальные ценности, и часть из указанного оборудования и запасных частей была установлена на механизмы и эксплуатировалась, а другая часть материальных ценностей находилась на складе. В результате конкретизации ст.ст.272, 439 ГК РК Верховный суд РК пришел к выводу, что покупатель обязан оплатить продавцу стоимость полученного товара, так как ненадлежащее оформление поставки товара и его передачи не может свидетельствовать о том, что поставка товаров не производилась вообще. Данный момент подтверждает, что конкретизация, осуществляемая Верховным судом РК, необходима, так как при применении гражданско-правовых норм судами разных инстанций возможна различная оценка обстоятельств рассматриваемого дела, что влечет различное применение права.
Показателем судебного решения, в котором конкретизируются субъективные права физических и юридических лиц, является постановление коллегии по гражданским делам Верховного суда, которым 12 марта 2005 года отменено определение Восточно-Казахстанского областного суда от 12 ноября 2004 года об отказе в принятии иска налогового комитета по городу Семипалатинску к ОАО «Семипалатинские ТЭЦ» о взыскании суммы задолженности по платежам в бюджет. Отказ в принятии иска суд мотивировал тем, что ст.ст.154-156 Кодекса РК о налогах и других обязательных платежах в бюджет предусмотрен внесудебный порядок взыскания задолженности по налогам и другим финансовым обязательствам налогоплательщика перед государством. Верховный суд РК признал данное решение ошибочным, поскольку указанными статьями кодекса предусмотрен порядок принудительного взимания задолженности по налогам и другим обязательствам налогоплательщика, а также способы обеспечения уплаты таковых, однако, применение этих мер является правом налогового органа, а не обязанностью. Кроме того, закон не содержит указания о том, что неиспользование этого права исключает возможность на обращение с иском в суд[2]. На данное постановление коллегии по гражданским делам Верховного суда РК, опубликованное в обзоре судебной практики по гражданским делам, позднее ориентировались судьи нижестоящих инстанций при рассмотрении и разрешении аналогичных гражданских дел.
Часто при изложении правовой позиции Верховного суда РК дается разъяснение норм права, которое уточняется и конкретизируется. Коллегия по гражданским делам Верховного суда РК 6 июня 2002 года отменила постановление суда г. Астаны от 8 апреля 2002 года о возврате апелляционной жалобы ТОО «Нефтяная компания Казахстан Аль-Таджир». Коллегия указала, что вывод суда о возврате жалобы по причине пропуска срока на обжалование является ошибочным, так как апелляционная жалоба на решение суда г. Астаны от 11 марта 2002 года, датированная 26 марта 2002 года, была сдана на почту в тот же день, что подтверждается почтовой квитанцией. Постановление коллегии по гражданским делам Верховного суда РК мотивировано тем, что, согласно п.1 ст.176 ГК РК и ч.2 ст.124, ч.2 ст.125 ГПК РК, процессуальное действие, для совершения которого установлен срок, может быть выполнено до 24 часов последнего дня срока. Если жалобы, документы либо денежные суммы были сданы на почту, телеграф или переданы по другим средствам связи до 24 часов последнего дня срока, то срок не считается пропущенным. В рассмотренном случае течение 15-дневного срока на подачу апелляционной жалобы начиналось с 12 марта 2002 года и заканчивалось 26 марта 2002 года. Заявитель сдал жалобу на почту 26 марта, в последний день срока, то есть своевременно, но она была неправомерно возвращена[3].
Важнейшая черта судебной практики по гражданским делам - создание в результате конкретизации закона прецедентов толкования посредством формулирования правоположений, которые способны настолько совершенствовать законодательство, что можно говорить даже о правообразовательном характере судебной практики. Результаты толкования вытекают из закона, являются выводами из действующего законодательства и фиксируются в судебной практике, приобретая в итоге значение «конкретизирующих закон нормативных положений», входящих в состав объективного права. Они могут быть сформулированы высшим судебным органом или нижестоящим судом по конкретному делу. Но решение, вынесенное по отдельному делу, становится правоположением лишь в том случае, если оно воспринято практикой и служит образцом для вынесения решений по однородным делам, своеобразным прецедентом толкования[4].
Правоположение как результат конкретизации норм права, в свою очередь, основывающейся на толковании норм права, в то же время идёт дальше, привнося новый элемент в правоприменительный процесс, чем и отличается от судебного толкования. Противники данной точки зрения утверждают, что положения данной теории противоречат указаниям закона. Так, Боннер А.Т. замечает, что при этом забывается об обязанности суда разрешать гражданские дела на основании действующего законодательства, а не каких-то «правоположений», хотя бы и выработанных судебной практикой. «Правоположения» не могут создать обязательной нормы, поскольку такой нормой является сам интерпретируемый закон[5].
В юридической литературе широко обсуждалось соотношение «прецедентов толкования» (правоположений) и правовых норм. Ряд ученых, придерживаясь позиции приравнивания «прецедентов толкования» к правовым нормам, говорят о том, что по наиболее сложным делам в мотивировочной части судебного решения необходимо ссылаться не только на нормы закона, но и на акты казуального толкования. Н.Н. Вопленко полагал, что на решения судов по конкретным делам в судебных постановлениях ссылаться можно, а на обзоры судебной практики, подготовленные соответствующими вышестоящими судами, нельзя. «Это объясняется тем обстоятельством, что обзоры судебной практики не являются источником права»[6]. Мысль, безусловно, верная. Однако такой же вывод с еще большим основанием можно отнести к постановлениям судебных органов по конкретным делам. Необходимо обратить внимание на то, что признание обязательности «правоположений», выработанных в судебной практике, подразумевает придание судебным постановлениям нормативного характера, следовательно, только общепризнанная практика может быть источником права. В юридической литературе в качестве подтверждения обоснованности теории о правоположениях приводится определение права с точки зрения концепции «живого права». В данном контексте право - не то, что записано в законах, а то конкретное имущественное и иное удовлетворение своих претензий, которое получает через суд участник спора. Эта концепция полагает, что именно судебные решения и являются «живым», то есть реально существующим правом. В силу этого решения суда становятся правоположениями в тех случаях, когда приобретают обязательный характер. По этой причине они обеспечиваются авторитетом высшего судебного органа, его возможностями отменить все те решения, которые противоречат эти правоположениям. Примером правоположения, выработанного судебной практикой, может служить следующее: сделка, осуществляемая с использованием ЭВМ, равнозначна письменной сделке, речь о которой идет в ст.ст.151, 152 ГК РК. Данное правоположение позволяет беспрепятственно использовать ЭВМ в имущественном обороте. Подводя итоги дискуссии о том, являются ли правоположения самостоятельными правовыми нормами либо неотъемлемыми составными частями разъясняемых нормативных актов, Н.Н. Вопленко приходит к выводу, что официальное толкование представляет собой неотъемлемую составную часть самой толкуемой нормы. Это высказывание вызвало ряд возражений у различных авторов. Так, П.Е. Недбайло писал: «Признание толкования частью нормы, от кого бы оно ни исходило, открывает возможность для изменения содержания нормы путем толкования, что может привести к произвольным действиям в процессе их осуществления»[7].
Самостоятельность правоположений, созданных в результате конкретизации гражданско-правовой нормы, подтверждается также характером самих актов официального толкования как реально существующей, качественно обособленной системы правовых актов. Эта мысль находит свое подтверждение также в судебной практике. Вместе с тем необходимо отметить, что самостоятельность правоположений, устанавливаемых официальным толкованием, имеет определенные пределы, то есть акт конкретизации не может подменять собой правовую норму. Он имеет практическое значение не сам по себе, а только в связи с реализацией разъясняемой нормы. Несмотря на ряд общих моментов, сближающих правоприменительную конкретизацию и правотворчество, правоположения. выработанные через судебное решение не могут применяться самостоятельно, то есть основных норм, на детализацию которых они направлены. Они имеют силу и значение только в течение срока действия применяемых норм и в случае их отмены прекращают свое действие.
[1]См.: Черданцев А.Ф. Толкование советского права. М.,1979. С.6.
[2] Обзор результатов изучения апелляционной и надзорной практики коллегии по гражданским делам Верховного суда Республики Казахстан за первое полугодие 2002 года // Бюллетень Верховного суда Республики Казахстан. – 2002. - № 8. – С. 26.
[3] Обзор результатов изучения апелляционной и надзорной практики коллегии по гражданским делам Верховного суда Республики Казахстан за первое полугодие 2002 года // Бюллетень Верховного суда Республики Казахстан. – 2002. - № 8. – С. 26.
[4] Венгеров А.Б. Теория государства и права: Учебник. – М., 1998. – С.352.
[5] Боннер А.Т. Применение нормативных актов в гражданском процессе. – М.: Юридическая литература, 1980. – С.154.
[6] Вопленко Н.Н. Официальное толкование норм права. – М.: Юридическая литература, 1976. – С.105.
[7] Недбайло П.Е. Применение советских правовых норм. – М.: Госюриздат, 1960. – С.355.
